ГЕОРГИЙ АМАРТОЛ

Произведение, надписанное именем Г. А., сохранилось в 2 вариантах. Один получил широкое распространение (известно более 30 греч. рукописей) и в научной лит-ре именуется «вульгатой». Другой сохранился в единственной греч. рукописи - Parisin. Coisl. gr. 305, XI в. (далее - P), а также в слав. (болг. или серб.) переводе XIV в., озаглавленном «Летовник». Кроме того, имеется груз. перевод, вероятно XI в. К этому следует добавить 1 лист X в., использованный в качестве защитного в рукописи Vindob. theol. gr. 121, текстологический материал к-рого доказывает, что парижская рукопись не является изолированной, а представляет собой часть разветвленной традиции, дошедшей до нашего времени в крайне урезанном виде. Греч. текст данной редакции до сих пор не издан. В «вульгате» изложение доведено до 843 г., однако там указано (правда, неверно) общее число лет и месяцев правления имп. Михаила III (842-867). В P последняя часть утрачена, текст обрывается в конце правления имп. Константина V (741-775). В «Летовнике» повествование доведено до смерти имп. Льва V (813-820), однако оставшаяся часть заменена переводом хроники Симеона Логофета. Текст груз. перевода заканчивается царствованием Феодосия I (379-395). Вместе с тем P содержит груз. пометки и нумерацию тетрадей, что позволяет предположить связь между этим вариантом текста и груз. переводом.

Георгий Амартол. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 18)

Георгий Амартол. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 18)

Вопрос о датировке хроники связан с сопоставлением текстов редакций и определением их разночтений. А. Грегуаром и П. Лемерлем было указано на то, что т. н. рассказ о павликианах, законченный повествовательный фрагмент, к-рый «вульгата» помещает в царствование Константа II (641-668), принадлежит перу Петра Сикелиота и содержит ссылку на более пространное произведение этого автора на ту же тему. Последнее твердо датируется временем после 872/3 г., что и служит нижним хронологическим пределом для «вульгаты». Исходя из приоритета этой версии, ученые датировали хронику Г. А. посл. четв. IX в.

Однако в редакции P текст о павликианах находится в конце правления Константина V и имеет существенные отличия от версии «вульгаты», причем упомянутая ссылка в нем отсутствует. Мн. цитаты в этой редакции приведены в более развернутом виде, чем в «вульгате», причем не только из творений известных церковных писателей, но и из неск. редких (в т. ч. утраченных) источников VIII-IX вв. Т. о., составителю этой версии, если бы он перерабатывал более раннее произведение, пришлось бы привлекать большое число текстов, частью весьма труднодоступных, лишь для того, чтобы расширить выдержки из них на 1-2 фразы, что представляется неправдоподобным.

Решающее значение для установления датировки хроники имеет тот факт, что «вульгата» содержит неск. фрагментов, заимствованных из «Послания трех восточных патриархов имп. Феофилу» (BHG, N 1386-1387). Обращение к полному тексту этого памятника (сохранившегося только в слав. переводе, известном как «Многосложный свиток») позволяет насчитать как минимум 6 таких фрагментов. Поскольку ни одного из них нет в редакции P, ясно, что речь идет о множественной интерполяции из «Послания» в хронику, произведенной составителем «вульгаты». Это означает, что сочинение Г. А. в первоначальном виде представлено в рукописи P, фрагментом из Vindob. theol. gr. 121, а также слав. «Летовником» и груз. переводом. Эта редакция содержит указание на нижний хронологический предел: прп. Михаил Синкелл († 845) упомянут как покойный. Вместе с тем многочисленные похвалы свт. Мефодию († 847) не содержат эпитетов «святой» или «блаженный», поэтому хроника, вероятнее всего, была завершена еще при его жизни.

Главные отличия «вульгаты» от первоначальной редакции состоят в следующем: сильно сокращены длинные серии библейских цитат; выдержки из св. отцов также зачастую даны в сжатом виде; нек-рые части текста исключены (в частности, из рассказа о сарацинах - P, fol. 309-313v), переставлены и т. п.; неск. законченных сюжетов, в т. ч. рассказ о павликианах и повесть о св. Арсении, заменены др. текстами сходного содержания (P. 718-725 и 567-574 в изданиях де Боора-Вирта). В качестве дополнительного источника кроме «Послания» привлекался также некий памятник, содержавший краткие сведения о Вселенских Соборах (о I: P. 509.2-13, о II: P. 575.7-576.2, о III: P. 605.11-606.22, о IV: P. 611.20-612.20, о V: P. 629.1-630.7 и о VI: P. 725.15-726.21). Составителем «вульгаты» была также интерполирована известная история о сожжении иконоборческим имп. Львом III (717-741) высшего уч-ща в К-поле (P. 742.1-22).

Впервые хроника Г. А. была издана в 1859 г. в С.-Петербурге Э. фон Муральтом. Этот текст затем был перепечатан в PG (T. 110. Col. 10-1327). Издание Муральта формально основывалось на 27 рукописях, однако разночтения отмечены выборочно и бессистемно. Никакой попытки сопоставить и выяснить хронологическую последовательность различных редакций и вариантов рукописной традиции издатель не предпринял и только запутал ситуацию, необоснованно отдав предпочтение тем или иным рукописям (что, в частности, привело к засорению текста многочисленными интерполяциями из поздних кодексов) и небрежно составив научный аппарат. Работа Муральта не могла удовлетворить требованиям зап. науки. Исправить положение взялся К. де Боор, перед этим подготовивший образцовое по критериям того времени издание «Хронографии» прп. Феофана Исповедника. Хотя де Боор полагал, что первоначальной является редакция P, он предпочел прежде всего опубликовать критический текст «вульгаты» из-за ее значительно большей популярности и распространенности в Византии (о существовании «Летовника» текстологически более ценного, чем редакция P, де Боор не упом.). Текст P планировалось напечатать в 3-м т. издания, однако де Боору удалось в 1904 г. выпустить только 2 тома, содержащие полный текст «вульгаты» и пространную вступительную статью с подробным разбором рукописной традиции и источников хроники (на лат. языке). Поскольку указатели также должны были находиться в 3-м т., издание осталось без научного аппарата, что существенно осложняет работу с текстом. В 1978 г. П. Вирт дополнил издание де Боора нек-рыми новыми данными. Подробнейшее описание всех известных к 80-м гг. XX в. рукописей хроники Г. А. дано в неопубликованной диссертации М. А. Монежье дю Сорбье.

Автор хроники, очевидно, располагал большой б-кой, в к-рой наряду с творениями св. отцов и др. церковных писателей были представлены исторические сочинения. Он цитировал труды святителей Афанасия Великого, Кирилла Иерусалимского, Евстафия Антиохийского, Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Епифания Кипрского, Кирилла Александрийского, Григория Двоеслова, блж. Феодорита Кирского, преподобных Ефрема Сирина, Исидора Пелусиота, Нила Анкирского, Иоанна Лествичника, Иоанна Мосха, Анастасия Синаита, Максима Исповедника, а также Евсевия Кесарийского, Палладия, Феодора Раифского, Псевдо-Кесария, Псевдо-Дионисия Ареопагита и др., агиографические тексты (мученичества св. Патрикия и Евстратия, Жития свт. Сильвестра, прп. Стефана Нового, свт. Иоанна Златоуста), апокрифы (Псевдо-Климентовы гомилии) и т. д. Поскольку не все фрагменты удается обнаружить в сохранившихся текстах произведений, весьма вероятно, что Г. А. использовал по крайней мере нек-рые из этих источников de visu, а не через сборники-флорилегии. Отрывки из произведений Платона Г. А. выписывал из «Врачевания эллинских недугов» блж. Феодорита Кирского (а не из какой-то антологии античных философских текстов, как предполагалось ранее).

Имп. Константин Великий перед войском. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 213)

Имп. Константин Великий перед войском. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 213)

2 группы текстов, эксцерпты из к-рых имеются в хронике, позволяют сделать определенные выводы о характере и об истории книжного собрания, к к-рому Г. А. имел доступ.

1-я включает II и III Антирретики и «Обличение и опровержение» патриарха К-польского свт. Никифора I, а также Житие прп. Никиты Мидикийского мон. Феостирикта (BHG, N 1341). Цитаты из этих текстов и аллюзии на них обнаруживаются кроме Г. А. у Феофана Пресвитера, автора «Слова на перенесение мощей св. патриарха Никифора» (BHG, N 1336-1337), у Игнатия Диакона, автора Жития св. патриарха Никифора (BHG, N 1335) и др. произведений, и у Петра Монаха, автора Жития прп. Иоанникия Великого (BHG, N 936). Все они работали в одно время и, вероятно, принадлежали к кругу К-польского патриарха свт. Мефодия (843-847), куда, очевидно, входил и Г. А. (помимо указанных текстов он цитирует Житие свт. Никифора, а также несохранившийся труд прп. Михаила Синкелла, ближайшего соратника свт. Мефодия). Сочинения свт. Никифора исчезли из поля зрения до XIV в., а Житие Никиты сохранилось по-гречески в единственной рукописи нач. X в. в сокращенном виде (полная версия дошла в слав. переводе). Исходя из этого, можно предположить, что входившие в круг свт. Мефодия церковные писатели пользовались неким общим собранием источников. Очень вероятно, что это была б-ка свт. Никифора, к-рую ему было позволено взять с собой в изгнание в 815 г. и к-рую свт. Мефодий, очевидно, перевез в К-поль в ходе подготовки к перенесению мощей свт. Никифора после восстановления иконопочитания в 843 г. После смерти свт. Мефодия это собрание вместе со всем его архивом, включавшим произведения вышеупомянутых авторов, по-видимому, попало в Студийский мон-рь.

Казнь ап. Петра. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 165 об.)

Казнь ап. Петра. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 165 об.)

2-я группа текстов, собственно историческая канва хроники Г. А., основана на следующих источниках: ВЗ, хронике Иоанна Малалы, «Иудейских древностях» и «Иудейской войне» Иосифа Флавия, церковных историях Созомена, Руфина, Феодорита и Феодора Чтеца, антимонофелитском трактате VII в., «Хронографии» прп. Феофана и т. н. Historia Leonis.

Казнь ап. Павла. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 166)

Казнь ап. Павла. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 166)

Способ работы с источниками, применяемый Г. А., чрезвычайно своеобразен. Заимствованные из различных произведений или из разных частей одного большого текста фрагменты образуют новую логическую последовательность, обычно слабо зависимую от первоначального контекста. Так, в заключительной части хроники текст (Ibid. P. 777-791) буквально «сшит» из цитат, взятых из «Обличения и опровержения» свт. Никифора и расставленных в новом порядке. Тем не менее Г. А. присущи 2 важных качества, делающие его хронику ценным пособием при восстановлении утраченных источников. Во-первых, он, как правило, копирует тот или иной отрывок дословно, не внося сколько-нибудь существенной стилистической или иной правки. Поэтому, в частности, если в его хронике наблюдается полное содержательное сходство с др. произведением, но дословные совпадения отсутствуют, следует полагать, что оба автора заимствуют из общего источника. Именно такова ситуация с рассказом о царствовании имп. Ираклия (610-641) (Ibid. P. 667-673), содержащим параллели с «Бревиарием» свт. Никифора. Во-вторых, в центр внимания Г. А. попадает не столько историческая информация, сколько назидательный нарратив, т. е. законченные повествовательные единицы с нравоучительными выводами. Поэтому хронист опускает большинство деталей, но сохраняет повествовательную структуру источника. Это важно при реконструкции утраченных произведений, выдержки из к-рых сохранились лишь у Г. А. и прп. Феофана, поскольку анналистическое распределение материала у последнего привело к разрушению нарративных структур.

Новой информации Г. А. дает чрезвычайно мало. Одно из немногих исключений - рассказ о восстании Фомы Славянина (P. 793.7-797.16), однако и там моралистические рассуждения занимают больше места, чем сюжетное повествование. Это обстоятельство явилось причиной недооценки хроники Г. А. как исторического источника в научной лит-ре. Но, если Г. А. сообщает к.-л. факты, к его информации необходимо относиться чрезвычайно внимательно.

Сотворение Адама. Каин и Авель. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 18 об.)

Сотворение Адама. Каин и Авель. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 18 об.)

Царь Кир поклоняется прор. Даниилу. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 23 об.)

Царь Кир поклоняется прор. Даниилу. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 23 об.)

Главными композиционными моментами в рамках разделов (τμήματα, термин Г. А.- P. 4.2) являются правления властителей (за исключением периода от Адама до Моисея, разбитого по библейской генеалогии). В целом же образуется хронологическая сетка как единственное объединяющее начало повествования. Замкнутые нарративные элементы, о к-рых говорилось выше, помещаются под ту или иную рубрику более или менее механически и, как правило, не связаны между собой. Такая структура удобна для размещения фрагментов не только исторического, но и богословского, моралистического, географического и т. п. содержания, что Г. А. в отличие от своих предшественников делает систематически. С этой т. зр. «Краткая хроника» может именоваться историческим произведением лишь с известной долей условности. Возможно, однако, что именно в этом заключается причина ее последующей популярности.

Вслед. компилятивного характера произведения текст, написанный самим автором, выделить довольно сложно. Поэтому особое значение приобретает Предисловие как своего рода «литературный манифест» Г. А. Его основная идея состоит в противопоставлении риторического слога и словесной изысканности «внешних» (языческих) писателей правдивости и пользе - главным целям предлагаемого сочинения. Для автора, провозгласившего себя непричастным «внешней филологии и словесному искусству» (P. 1.12-14), примечательно четкое различение, к-рое он проводит между формой и содержанием. Языческие риторы и философы, по его мнению, увлеклись красотой речи в ущерб, с одной стороны, содержанию, поскольку пренебрегли правдивостью и полезностью сообщаемых сведений, а с другой - форме, поскольку их произведения оказались трудными для понимания. Г. А. заявляет, что в его хронике истинное и душеполезное содержание будет преподнесено читателю в простой, удобопонятной и легкообозримой форме. Впрочем, Предисловие сохранило следы тщательной, хотя и не всегда умелой лит. обработки, что особенно очевидно при сопоставлении с аналогичной частью «Хронографии» прп. Феофана Исповедника. Это указывает на повышенный интерес к стилистической стороне произведений, характерный для автора круга свт. Мефодия.

В качестве тех немногих особенностей лит. стиля, к-рые можно приписать Г. А., а не источникам, к-рые он использовал, следует выделить, во-первых, склонность к инвективной полемике (хронист не упускает случая наброситься с суровой бранью на любого оппонента, будь то язычник, мусульманин или еретик) и, во-вторых, умение выстраивать длиннейшие цепочки из цитат, гл. обр. библейских, не теряя общего хода мысли. Многие из таких мест подверглись сокращению в «вульгате». Вообще текст Г. А. отнюдь не прост для восприятия, как было обещано в Предисловии. Синтаксические конструкции зачастую далеко отходят от классической нормы, однако этот факт следует отнести на счет недостатка образованности автора, а не сознательной ориентации его на близость к разговорной речи. В отличие от «Хронографии» прп. Феофана Исповедника, сохранившей мн. образцы разговорного греч. языка VI-VIII вв., хроника Г. А. мало что дает для лингвистических реконструкций.

Имп. Константин Великий и папа Сильвестр беседуют с иудеями. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 213 об.)

Имп. Константин Великий и папа Сильвестр беседуют с иудеями. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 213 об.)

Антииконоборческая полемика определяет и отношение Г. А. к различным императорам. Хронист следует той же линии, к-рой придерживались и святители Тарасий, Никифор и Мефодий, старавшиеся представить иконоборчество как результат неправомерного вмешательства царской власти в дела Церкви (так, обо всех иконоборческих патриархах Г. А. говорит, что они были «хиротонисаны» императором). Практически единственным последовательно применяемым критерием оценки императоров в хронике остается «благочестие». Акцентирование темы церковно-гос. отношений приводит к тому, что на место образцового христ. императора, безраздельно занятое у прп. Феофана св. Константином Великим, у Г. А. претендует также и Феодосий I Великий, причем подчеркивается его смирение перед иерархами и признание прерогатив священства. Полководческие качества императоров хрониста не интересуют, поскольку решающим фактором победы в его глазах является твердое упование на помощь Божию. В отличие от прп. Феофана Г. А. избегает критики в адрес правосл. императоров недавнего времени - Ирины, Константина VI, Никифора I. Единственным исключением остается Михаил I Рангаве, к-рого хронист вслед за прп. Феофаном называет совершенно неспособным к правлению. Это показывает, что, несмотря на положительные или нейтральные отзывы о студитах, Г. А. не вполне разделял их взгляды: как известно, именно при Михаиле I большим политическим влиянием пользовался прп. Феодор Студит.

Из др. особенностей мировоззрения Г. А. интересно его уважительное отношение к образованию и учености. Так, хронист считает необходимым воспроизвести пассаж из творения блж. Феодорита, в к-ром тот вступается за Платона (P. 83-84). Действительный или мнимый упадок образования при иконоборческих императорах стал одной из излюбленных тем полемики иконопочитателей еще в VIII в., однако позиция Г. А., вероятно, отражает и совр. ему действительность - начало т. н. Македонского возрождения, сопровождавшегося резким повышением в Византии интереса к античному наследию.

Творение чудес ап. Петром и Симоном магом. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 160)

Творение чудес ап. Петром и Симоном магом. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 160)

Хроника Г. А. в рукописной традиции получила дополнение в виде т. н. Продолжателя Георгия (Georgius Continuatus), представляющего собой один из многочисленных вариантов хроники Симеона Логофета. К этому в различных рукописях добавлялись еще продолжения (напр., текст, изданный Муральтом, доведен до 1143). Сочинение Г. А., т. о., бытовало в Византии (а впосл. и на Руси) не как законченный памятник, а скорее как живой организм, постоянно подвергавшийся редактированию, расширению или сокращению. Именно отсюда, по-видимому (судя по числу рукописей), черпало сведения о всемирной истории и мн. др. вещах поколение грамотных византийцев. Хотя хроника была, видимо, популярна в основном не у самых высокообразованных слоев (Х. Хунгер считал ее классическим образцом визант. «бульварной литературы» - Trivialliteratur), с ее существованием приходилось считаться и представителям визант. интеллектуальной элиты. Так, очень вероятно, что именно хронику Г. А. имел в виду Иоанн Зонара в XII в., критикуя недостатки предшествующих историков в предисловии к «Сокращению историй». Большим успехом у визант. публики пользовались нравоучительные истории, в изобилии содержащиеся у Г. А., напр. о евр. мальчике (P. 654-656) или о блудливом воине (P. 678-683). То, что читателей интересовала не только историческая, но и богословско-моралистическая сторона хроники, доказывается появлением на Руси в XVI в. «Послания Василия Амасийского», составленного из назидательных эксцерптов из «Летовника».

На (церковно)слав. язык хроника Г. А. полностью переводилась дважды (помимо перевода отдельных фрагментов), оба раза с продолжением по хронике Симеона Логофета. Происхождение и датировка 1-го перевода («Временник») является предметом продолжительной научной дискуссии (общепризнано лишь, что это не могло произойти позднее 90-х гг. XI в., когда памятник был использован в Киеве при составлении «Хронографа по великому изложению»). Язык этого перевода характеризует сочетание южно- и восточнослав. лексики и форм (см.: Пичхадзе. 2002). В связи с этим выполненным в Болгарии в X в. и отредактированным позднее на Руси 1-й перевод хроники считали А. И. Соболевский, М. Н. Сперанский, П. А. Лавров, В. А. Розов, Н. А. Мещерский, А. Досталь, Ф. Дж. Томсон, однако В. М. Истрин, А. А. Пичхадзе, О. В. Творогов утверждали, что перевод был сделан на Руси в XI в. И. И. Срезневский полагал, что первоначальный перевод мог быть как болгарским, так и русским, Н. Н. Дурново допускал возможность участия в переводе совместно болг. и рус. книжников, М. Вейнгарт предложил гипотезу о переводе хроники болгарином на Руси. Дополнительные аргументы в пользу восточнослав. происхождения перевода привел С. Франклин, не считавший, однако, вопрос окончательно решенным.

Извержение Везувия. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 190 об.)

Извержение Везувия. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 190 об.)

В плане исторической аргументации вероятность перевода хроники Г. А. в Болгарии в X в. весьма мала. Упоминание в добавлениях Симеона Логофета, составляющих неотъемлемую часть слав. версии, визант. имп. Никифора II Фоки (963-969) ограничивает возможность болг. перевода очень узким хронологическим промежутком - 963-967 гг., временем до похода киевского кн. Святослава на Болгарию (вероятность перевода в западноболг. державе комитопулов, находившейся в состоянии непрерывной войны с Византией, практически исключена). Против болг. версии свидетельствует и то обстоятельство, что греч. оригинал слав. версии был лицевым (что отразилось в древнейшем Тверском, или Троицком, списке), в то время как греч. лицевые списки хроник в X в. (в отличие от XI-XII вв.) неизвестны (Франклин. 1988).

В языковом отношении перевод хроники Г. А. составляет единую группу с известными также в восточнослав. списках переводами Повести о Варлааме и Иоасафе и Жития (Мучения) св. Артемия (Пичхадзе. 2002. С. 245-248). Местом перевода, выполненного совместно болг. и древнерус. книжниками, в равной мере может быть как Киев, так и К-поль. Рукописная традиция и текстология 1-го перевода хроники Г. А. за последние десятилетия в дополнение к предыдущим наблюдениям Истрина исследована Твороговым, Е. Г. Водолазкиным, Т. В. Анисимовой. Памятник сохранился в значительном (свыше 20) количестве списков XIV-XVI вв. (полный перечень см. в работах указанных авторов), в т. ч. в 3 пергаменных: Тверском (Троицком), лицевом (РГБ. Ф. 173/I (собр. МДА фунд.). № 100), 1-я пол. XIV в.; Чудовском (ГИМ. Чуд. 21). Л. 161 об.- 174 об., 223-224, 227-230 (отдельные главы), кон. XIV - нач. XV в.; Эрмитажно-Музейном (ГЭ. Кабинет редкостей. № РК 7; отрывки - РГБ. Ф. 178 (Муз.). № 10277), 1-я четв. XV в. Уже на рус. почве, без дополнительного обращения к греч. оригиналу, в списках хроники Г. А. возникли редакционные изменения, в т. ч. под влиянием хронографических компиляций, использовавших текст памятника (Творогов. 1975. С. 98-110). В период позднего средневековья «Временник» был распространен преимущественно в Сев.-Вост. Руси, из украинско-белорус. земель происходит лишь 2 списка: из б-ки Супрасльского мон-ря (Архив СПб филиала Ин-та истории РАН. ф. 115 (колл. рукописных книг). № 80, сер. XVI в. - см.: Анисимова Т. В. Супрасльский список Хроники Георгия Амартола // Лингвистическое источниковедение и история рус. языка, 2002-2003. М., 2004. С. 192-227) и из Белграда (Музей Сербской Православной Церкви. № 92, 2-я пол. XVI в., принадлежавший ранее мон-рю Крушедол).

На протяжении 2-й пол. XI - 1-й пол. XVI в. памятник служил основой для всех хронографических сводов, создававшихся на Руси, начиная с «Хронографа по великому изложению» (см.: Творогов. Древнерус. хронографы. С. 9-13, 21-28, 46-54, 58-61, 65-66, 78, 84, 90-94, 98-110, 133, 136-137, 141, 155, 161, 173, 179-180).

2-й, не зависящий от 1-го полный перевод хроники Г. А., известный в лит-ре под названием «Летовник» («Лѣтовникь ськращень от различнïихь лѣтописьць же и повѣдателïи избрань и сьставлень от Георгïа грешнаа инока»), был выполнен, как считается, в Болгарии не позднее 2-й четв. XIV в. (учитывая рукописную традицию памятника, нельзя исключать возможность его перевода болгарами, но в Сербии или по серб. заказу на Афоне), сохранился только в серб. списках XIV-XVI вв. общим числом не менее 13 (их перечень см.: Weingart. S. 168-230; Турилов А. А. К истории второй (македонской) рукописной колл. А. Ф. Гильфердинга // Слав. альманах, 2002. М., 2003. С. 133-134). Старший (пергаменный) список, содержащий 2-ю часть хроники (Вена, Австрийская национальная б-ка. Слав. 10), датируется 2-й четв. XIV в. и происходит из Хиландарского мон-ря (в XIV-XV вв., судя по записям, находился в одном из крупных серб. рудничных центров - см.: Paдojuчић Ђ. Сп. Творци и дела старе српске књижевности. Титоград, 1963. С. 271-273).

«Летовник» был весьма популярен у серб. правителей 2-й пол. XIV в.- наследников царства Стефана Душана; список 70-х гг. XIV в. (ГИМ. Хлуд. № 183; РНБ. Вяз. F. IX/1. Л. 28) был переписан для правителя Эпира Карло Топиа; рукопись 1386 г. (ГИМ. Син. 148) - в Хиландаре для вельможи Константина Деяновича «господина Радована»; кодекс 1387 г. (Афон. Пантелеимонов мон-рь. Слав. 17) - для Вука Бранковича; пергаменный кодекс 1388-1389 гг. (Прага. Народный музей. IX D 32) - для неустановленного правителя или иерарха (лист с записью писца сильно поврежден). В кон. XIV в. сокращенный текст «Летовника» был использован в качестве введения к серб. летописям (т. н. старшим). В нач. XV в. (ок. 1408) памятник был привлечен в Хиландарском мон-ре иноком Григорием для создания по поручению деспота Стефана Лазаревича сокращенной редакции («Паралипомена») хроники Иоанна Зонары (Трифуновић Ђ. Азбучник српских средњовековних књижевних пojмовa. Београд, 19902. С. 366). Болг. орфографическая традиция памятника представлена только поздним (2-й четв. XVI в.) списком молдав. или (менее вероятно) валашского происхождения (РГБ. ф. 178 (Муз.). № 921), для к-рого нельзя полностью исключить серб. посредство. На Руси этот перевод известность не получил: список 1387 г. (ГИМ. Син. 148) был приобретен на Афоне в сер. XVII в. Арсением (Сухановым).

(РГБ. Ф. 173/I (собр. МДА фунд.) № 100); пергамен в 1° (29,0×22,2 см), 273 листа), написан уставом (неск. почерков); начало и конец отсутствуют, повествование обрывается на событиях нач. 80-х гг. IV в. (2-я половина текста, вероятно, включала продолжение по хронике Симеона Логофета).

Это единственный известный науке иллюстрированный список хроники греко-слав. рукописного наследия в рамках визант. хронологического периода, к-рый восходит к несохранившемуся, но, безусловно, существовавшему греч. иллюстрированному протографу в отличие от созданных по особому заказу миниатюр хроники Скилицы 2-й пол. XII в. (Matrit. gr. 2 (26-2)) или болг. списка Хроники Константина Манассии сер. XIV в. (Vat. slav. 2). На какой стадии он попал в распоряжение создателей слав. оригинала Тверского кодекса, остается неясным. Наиболее предпочтительна (с т. зр. художественной оценки иллюстраций Тверского списка хроники Г. А.) киевская версия создания перевода греч. оригинала с изготовлением лицевого экземпляра в том же XI в. Реально предположение и о том, что между тверским списком и киевским, уже слав. его протографом, стоит промежуточный список 2-й пол. XII или нач. XIII в., также иллюстрированный и скорее всего имеющий владимиро-суздальское происхождение.

Спас на престоле, кн. Михаил Ярославич и кнг. Ксения. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 18 об.)

Спас на престоле, кн. Михаил Ярославич и кнг. Ксения. Миниатюра из Тверского списка. Хроники Георгия Амартола. 1-я пол. XIV в. (РГБ. Ф. 173/I. № 100. Л. 18 об.)

Образцом для этой миниатюры, вероятно, являлся фронтиспис протографа, т. е. греч. кодекса хроники или его киевского перевода. Не исключено, что в раннем варианте заказчика Христу представляла Богоматерь, на такое предположение наталкивают особенности изображения жен. фигуры в облачении, близком к схимническому (не исключено, что на трактовку облика кнг. Ксении оказал воздействие факт ее монашеского пострига с именем Мария). В варианте протографа донаторская группа была представлена на фоне триумфальной арки (в процессе создания миниатюры, как показывают технологические исследования, была переработана в храм).

Прижизненные княжеские портреты «послемонгольского» времени в отличие от «домонгольского» неизвестны. Резонно полагать, что портрет кнг. Ксении мог появиться после ее смерти в 1313 г. или после гибели сына кн. Михаила Ярославича в 1318 г. в Орде. Лит. и церковно-религ. основанием для создания мемориального портрета могло быть появление особой повести о кн. Михаиле Ярославиче, между 1319 и 1325 гг., ставшей отправной точкой для местного почитания князя-мученика. Верхней границей создания Тверского списка хроники скорее всего стал 1327 год, когда Тверь была разгромлена войском хана Шевкаля.

Иллюстративная часть сохранившейся половины хроники включает еще одну выходную миниатюру на л. 18 (портрет автора хроники Георгия в монашеском облачении на фоне храма в виде кивория и иных, вероятно монастырских, построек), а также 127 текстовых миниатюр и неск. позднейших, ненумерованных, рисунков. Текстовые миниатюры также не единовременны. Большинство появилось в процессе создания кодекса; 20 относятся к нач. XV в. и связаны с повторным обращением к рукописи. В неск. местах сохранились оставленные писцами пропуски для иллюстраций. Причины такой поспешности и незавершенности работ неясны (единственная приемлемая гипотеза объясняет это событиями 1327).

Размещение и размеры текстовых миниатюр соответствуют 2-колонной организации текста. Их древнейшая часть, особенно в начале кодекса, свидетельствует, что в распоряжении создателей находился список более крупных размеров, с более широкими столбцами. Им соответствует длина начальных миниатюр по горизонтали. В процессе работ иллюстрации уменьшаются соразмерно ширине столбцов Тверского списка хроники. Рубрикация текста свидетельствует о том, что оригинал содержал большее количество миниатюр. В процессе работ над Тверским списком их число постепенно сокращалось.

В создании «первого слоя» миниатюр принимало участие неск. художников (ок. 8), что свидетельствует о значительности местных кадров в период подъема Твери при кн. Михаиле Ярославиче и в последующие годы. Согласно Айналову, автором выходных миниатюр являлся художник по имени Прокопий. Большинство иллюстраторов имело западнорусское (Полоцк, Смоленск) и новгородское происхождение. Айналовым высказывалось мнение о воздействии на миниатюристов раннего образца (он видел здесь отражение неск. «киевских манер»), однако правомернее говорить о причастности их творчества к стилю XIII в.

В создании последующих иллюстраций («второго слоя») также принимали участие неск. мастеров. Их работа носит хаотичный характер, производит впечатление случайного обращения к памятнику.

Судьба 2-й ч. списка, как и история появления сохранившейся начальной части в стенах Троице-Сергиевой лавры, неизвестна.